Юрий Долгушин - ГЧ [Генератор чудес]

Несколько смущенный своим порывом, Николай вслед за Риданом вышел из лаборатории.

Анна проснулась раньше обычного. Яркое июньское утро врывалось сквозь щели между занавесками, и пламенеющими полосами освещало комнату. Солнечное пламя это и разбудило Анну. Она беспредельно любила солнце, называла себя «солнцепоклонницей» и считала преступлением спать в такие вот яркие, ясные утра, наполнявшие ее какой-то особой бодрой энергией, восприимчивостью; в такие утра вдруг становились проще, доступнее все учебные предметы, нужные клавиши рояля будто сами подскакивали под ее тонкими пальцами, а в старых, давно, казалось, изученных и до конца понятых вещах композиторов вдруг обнаруживались новые оттенки чувств, новые образы, новый смысл.

В такие утра, если позволяло время, Анна запиралась в гостиной и с упоением отдавалась музыке; разучивала новые вещи, отделывала, шлифовала старые, чтобы в ближайший вечер, когда отец потребует «концерта», преподнести ему свои находки. Да и не только ему, конечно…

В последнее время Николай стал проявлять самый неподдельный интерес к ее игре.

После одного из таких «концертов», когда они на минуту оказались одни в комнате, он с плохо скрытым волнением сказал ей:

— Спасибо вам, Анна Константиновна. Раньше я просто любил музыку, а вы научили меня понимать ее. Теперь я знаю, что она такое: это — способ выражения тех сложных и тонких эмоций, которые нельзя передать никакими другими средствами. Есть такие… Ведь никакой язык, никакая литература не могут так полно выразить сразу всю сумму чувств, мыслей с их характером, степенью напряженности, глубиной, искренностью, — как музыка… как песня, даже самая простенькая, какой-нибудь напев… Это — язык души. Я начинаю понимать его… А вы, очевидно, прекрасно владеете им.

Анна очень смутилась и не столько от похвалы, сколько от опасения, что Николай действительно понял ее. Она тогда импровизировала на темы из Оффенбаха и любовные терзания Гофмана неудержимо и странно сливались в ее музыкальной фантазии с образом Николая… Неужели он почувствовал это? Но тогда, значит, она в самом деле овладевает «языком души» — самой трудной вершиной искусства!

После этого инцидента работа над своим мастерством приобрела для Анны особый смысл и еще сильнее увлекала ее… Сегодня, в это чудесное утро она поработает! Наташа сладко спала, разметавшись, по обыкновению, на своей кровати и Анна решила не будить ее так рано.

Она быстро оделась, умылась и вышла в столовую. Тетя Паша орудовала около парящего самовара. Это была ее затея. Тетя Паша глубоко презирала электрический чайник, утверждала, что в нем «никакого вкусу нет» и что чай из него — «вредный». Ридан в свое время восторженно поддержал хозяйку и все ее аргументы, для которых, со своим обычным серьезным юмором, чуть не ежедневно за столом изобретал невероятнейшие «научные» обоснования. Самовар «ставился» по всем правилам, освященным веками — углями с лучинками; для него на кухне было сооружено специальное устройство с железной трубой во двор, и только один Мамаша, на которого пали, кроме всего прочего и сношения с органами пожарной охраны, знал, чего стоило осуществить эту чудную стариковскую затею…

Впрочем и молодежь, вначале скептически встретившая самоварную реформу, со временем стала обнаруживать в ней то одни то другие достоинства. И накрытый стол с самоваром оказался куда более уютным и красивым, и чай был дольше горячим, и пар все же немного увлажнял слишком сухой при центральном отоплении воздух… А главное — воспоминания детства, то и дело вспыхивавшие у них под тихий рокот кипящей под крышкой воды или под ни с чем не сравнимые «разговоры», мелодичное пение, птичий щебет, «колокольцы», «серебряные молоточки» — все те удивительные звуки, что издавал, как живое домашнее существо, медленно остывающий самовар, и для которых у тёти Паши всегда находилось готовое название.

Вот и сейчас он стоял на сверкающем подносе, рокотал обиженно и нетерпеливо, будто сердясь, что люди не идут к столу. Анна улыбнулась ему, хозяйке… В комнате приятно попахивало древним самоварным дымком.

— Доброе утро, тетя Паша!.. Неужели все еще спят?

— Мужчины-то, небось, встали давно… А вот чай пить не идут. Зови-ка… Да и Наталью буди.

Анна позвонила к отцу в лабораторию. Ответа не было. В кабинете его тоже не оказалось.

Увидев его постель, Анна поняла, что он и не ложился. Встревоженная, она позвонила вниз, Николаю.

— Отец у вас, Николай Арсентьевич?

— Нет, я его еще не видел сегодня.

— Он не ложился спать!.. Может быть, он уехал ночью?

— Вы, кажется, волнуетесь, Анна Константиновна? Успокойтесь, сейчас я все выясню и приду.

Спокойный тон удался Николаю, но волнение охватило его мгновенно. Он быстро сунул руку в карман. Так! Вот ключ от лаборатории, который Ридан зачем-то дал ему вчера расставаясь. «На всякий случай, у меня есть другой», — сказал он тогда.

Николай выскочил в коридор и побежал.

Лаборатория профессора была заперта. Он постучал, прислушался; ответа не было, но слух уловил какое-то движение. Он вставил ключ, распахнул дверь и на момент застыл на пороге.

Прямо перед «ГЧ» глубоко в кожаном кресле, очевидно принесенном из кабинета, лежал Ридан. Голова его бессильно склонилась набок, левая рука, посиневшая и набухшая, безжизненно свисала к полу. Немного правее, в клетке, отодвинутой вчера Николаем, стоял Симка, высоко охватив руками прутья решетки, и едва слышно поскуливал.

— Папа! — в ужасе крикнула Анна за спиной Николая, бросаясь вперед.

Николай успел схватить ее и удержать.

— Туда нельзя, видите — аппарат работает. И успокойтесь, он спит.

В самом деле, «ГЧ» смотрел на них сбоку большим круглым глазом светящейся шкалы.

Николай все понял сразу: профессор на себе решил проверить «волну сна». И вот…

— Что же делать? — тревожно спросила Анна.

— Сейчас сообразим…

Николай подошел к «ГЧ». На листе бумаги, прикрепленном к аппарату, крупными буквами было написано:

«Осторожно! „ГЧ“ включен! Внимание!».

Рядом на столе, куда указывала стрелка, нарисованная внизу листка, лежала записка, написанная ясным почерком Ридана:

«Ник. Арс.!

У меня что-то не вышло. Но не волнуйтесь, я сплю. Будите так:

1. Выключите «ГЧ» и ждите пять минут. Если не проснусь сам, попробуйте растолкать.

2. Если и это не поможет, оставьте ту же настройку (проверьте, должно быть 959, 8 — это «легкий сон»), включите снова ток, направьте луч прямо в голову и сведите настройку назад, до 959, 6. Тогда уж обязательно проснусь!

К. Рид.»